Отправлено: 11.12.07 22:10. Заголовок: Невесты. Часть 2. Маришка

Автор: граф Дракула


Невесты.
Часть вторая. Маришка
- Маришка! Пся крев, холера ясна! Где тебя носит, негодная девчонка?!
Хрупкая белокурая девушка, вздрогнув и едва не подскочив на месте, отвлеклась от задумчивого созерцания своего отражения в зеркале. Даже со своими надеждами она не могла остаться надолго…
- Иду! – крикнула девушка и, подхватив с трактирной кровати свою накидку, бегом бросилась вниз.
Каблучки дробно простучали по старой скрипящей лестнице, и вот уже Маришка стоит перед отцом.
- Сколько тебя можно ждать? – едва бросив на нее взгляд, бросил пан Гвеждински.
Сейчас вряд ли кто-нибудь, не слишком внимательно присматривающийся к ним, сказал бы, что дочь похожа на отца. Некогда изящная фигура шляхтича уже начала оплывать, хотя все еще с достоинством носила военную осанку. Белокурые локоны, которые унаследовала Маришка, заметно поредели, а в оставшихся сероватыми мазками проглядывала седина. На лице будто вечной печатью застыло надменно-брезгливое выражение, безжалостно стирая ту красоту, что еще оставалось на нем.
Маришка не ответила ему – ответа и не требовалось. Надо было лишь покорно склонить голову и, не поднимая взгляда быстро, подстраиваясь под размашистый шаг отца, последовать за ним к двум лошадкам, поджидающих их во дворе. Дойдя до них, девушка похлопала по морде своей смирной Бялки и привычно вскочила в седло. Для солдатской дочери не было ничего удивительно в верховой езде сразу после сна. Обходиться без завтрака тоже обычно – деньги, полученные за службу господарю Михне, отец берег до Польши, где им еще предстояло восстанавливать дом. Тот самый дом, который разорили папенькины карточные долги. Маришка вздохнула. Что-то не верилось ей, что дом дождется своих денег. Стоит только добраться до Кракова, и бОльшая их часть, если не все, останутся в тамошних игорных домах.
Перед взглядом мелькнул гнедой бок отцовского коня, и Маришка поспешно поддала шпор своей Бялке. До Польши путь не такой уж близкий, и всегда оставалась надежда…
Надежда есть всегда.
***
Перед всадниками в сгущающихся сумерках возвышался лес. Надежды, что это всего лишь небольшая рощица, растаяли как дым. Лес внушал твердое ощущение, что длится он на многие и многие километры.
Маришка быстро оглянулась назад – деревня, из которой они выехали утром, была последней. За весь сегодняшний день им не встретилось больше ни единого человеческого поселения. Потом из-под опущенных ресниц взглянула на отца. Вацлав Гвеждински недовольно нахмурился и кусал нижнюю губу. Словосочетания «повернуть назад» в его словаре лежало в глубоком пассиве, и доставать его шляхтичу явно не хотелось. Однако он не мог не понимать, что ночь уже на носу, и поехать эту чащу за оставшийся час нет никакой возможности. Ночевать же в незнакомом лесу было бы глупо – в этой разоренной бесконечными войнами стране и люди-то были как звери, а уж с самим лесным зверем лучше не встречаться.
И тем не менее через несколько минут раздумий, пан Вацлав решительно тронул поводья коня. В первый момент Маришка хотела протестующее воскликнуть, но внезапно на нее накатила какая-то отчаянность. Папенька хочет свернуть шею себе, а заодно и единственной дочери? Что ж, а почему бы и нет! Хватит с нее казарменной жизни.
В лесу полумрак принял их в свои объятия, оставляя косые закатные лучи за своими границами. Стояла удивительная тишина, но Маришка, погруженная в свои мысли ничего этого не замечала.
А мысли, растревоженные отцовским безрассудным поступком, были невеселыми.
Матушка, благослови Господь ее душу, умерла много лет назад. Отец, ранее служивший при дворе, как сорвался и пустился во все тяжкие. Очень скоро он растратил все, что ему удалось скопить, а после лишился и своего места – однодворной шляхты в Кракове было полно, и желающие ревностно служить там, где пана Вацлава давно уже не видели трезвым, нашлись быстро.
Вернувшись домой, он долго непонимающе смотрел замутненным взглядом на белокурую девочку. С трудом припомнив, что это его дочь, Гвеждински забрал ее и, покинув Краков, вернулся в свой двор. Но и там дела не заладились. Дом недосчитывался то одной, то другой вещи, и вскоре Маришка научилась хорошенько прятать то немногое, что ей осталось от матери.
Прошло несколько лет, и из маленького ангелочка выросла прехорошенькая девушка. Наступил и подходил к концу срок вступления брака, а Маришка все оставалась в девицах. Дать за нее отцу было нечего, отдавать за кого попроще, кто бы согласился взять ее без приданного, не позволяла гордость, а чтобы очаровать знатного вельможу, надо было хотя бы приодеться достойно и вернуться в Краков – денег на это тоже не было. Маришка уже начинала с ужасом думать о предстоящих годах – ведь следующая весна станет для нее двадцатой…
И тут вдруг все резко изменилось. Король бросил клич: собирают армию в помощь валашскому господарю Михне. Отец тогда будто пробудился. Нашел позабытую саблю и отправился под валашские знамена. Дочь ему пришлось взять с собой, ибо в Польше ее просто не с кем было оставить.
Сперва Маришка даже обрадовалась этому. Воображение рисовало красивых подтянутых офицеров, один из которых непременно сделал бы ей предложение. Однако жизнь упрямо стояла на своем. Война оказалась грязным и мерзким делом. Отцу при вступлении в армию удалось восстановить свой чин, и к дочери офицера не слишком приставали, однако быстро поняв, что приданного от их семьи не дождешься, военные теряли всякий интерес. К черту на рога они шли тоже не от хорошей жизни, и куда больше, чем смазливое личико, их волновало приличное состояние.
Война для Маришки слилась в единое красно-серое пятно. Походная палатка отца, повозки, заменяющие полевые госпитали, бесконечные дороги, зовущие таковыми разве что из-за отсутствия на них растительности, крутые горы – и усталые, злые мужчины, которые очень скоро перестали понимать, что же они вообще здесь делают.
А потом все опять поменялось: казалось бы, вот только совсем недавно жарким августовским днем под михневским флагом били солдат Батория – и вдруг все встало с ног на голову. В лагерь врываются австрийцы и сами же режут валашского господаря.
Польские войска распустили. Хорошо хоть, жалование выплатили честно. И вот теперь перед отцом и дочерью раскинулась дорога домой. Вацлав Гвеждински так ни с кем и не сошелся за время службы и дожидаться никого не стал.
И вот теперь они так глупо едут по ночному лесу. Похоже, ночевать им сегодня не придется – если только они не совершат еще большую ошибку спешиться здесь.
Внезапно в отдалении послышался перестук копыт. Всадники. Много всадников. Чувствуя, как встал отцовский конь, Маришка натянула поводья. Кому еще могла прийти в голову бредовая мысль ехать ночью по лесу? Да и не ехать – нестись галопом.
Впереди замелькали блики – чудом просачивающийся сквозь плотно переплетенные ветви деревьев звездный свет заиграл на отполированных доспехах. Самый первый всадник осадил коня всего в двух шагах от путешественников. Маришка аж сморгнула от удивления: на голове у него, как, впрочем, и у его спутников, красовался старомодный шлем. Начищенные доспехи оказались тяжелой броней, какую в мушкетный век давно уже никто не носил. Однако держались всадники очень прямо и надменно.
- Вы кто? – Маришка удивилась, услышав свой голос. За долгие годы это был первый раз, когда в присутствии отца она заговорила первой.
Забрало шлема медленно повернулось к ней. Девушка почувствовала, как всю ее охватывает дрожь… Но страха – да, страха не было. Скорее, какое-то неясное предчувствие, волнение.
- Кто вы? – уже тверже повторила она.
- Мы – Стража, госпожа, - голос из-под шлема звучал до странности глухо. – У нас есть приказ задерживать всех, кто движется по этой дороге. Прошу следовать за мной.
- За вами? Это куда? – светлая бровь недовольно нахмурилась. – И чей приказ вы выполняете?
- Вы все узнаете в замке, госпожа. И… не бойтесь. Господин не обижает… гостей, - человек (человек?), казалось, усмехнулся под забралом, произнося последнее слово.
Маришка огляделась. Пока она разговаривала с предводителем, безмолвные стражники на удивление тихо окружили их. Командир, также не произнося больше ни слова, развернулся, не оставляя путешественникам выбора.
Дальше понеслись галопом.
***
Лес кончился внезапно – будто его вырубили до определенной черты. Дальше всадники помчались по узкой горной дороге. Крутой склон слева и практически отвесный обрыв справа. Два всадника с трудом могли ехать по этой тропе. Маришка с ужасом подумала, каково было бы мчаться здесь в карете, и впервые за все время военной кампании порадовалась, что они едут верхом. Впрочем, ни времени, ни сил особенно бояться не было. Девушка и представить себе не могла, что ее смирная тихоня Бялка может нестись таким галопом, держась наравне с великолепными скакунами таинственной Стражи.
Горная тропа обрывалась столь же неожиданно, как и лес. Совершив очередной головокружительный поворот, кавалькада вылетела на довольно ровный отрезок дороги, который упирался в ворота высокого темного замка.
Темного во всех отношениях: ни одно окно не проливало ни единого лучика света. Дожидаясь, пока ворота распахнуться – на удивление бесшумно – Маришка невольно произнесла:
- Неужели замок обитаем?
Она не думала, что услышит ответ, однако тот прозвучал:
- Господин не любит лишней суеты. И ценит покой.
Наконец всадники въехали во внутренний двор. Стражи спешились, и их командир помог спуститься Маришке. Пан Гвеждинский, за всю дорогу так и не произнесший ни слова, так же покинул своего коня. Только сейчас девушка с удивлением поняла, что все воины крайне невысокого роста: почти все были ниже ее отца, а кое-кто и ее самой. У нее едва не вырвался неуместный в данной ситуации вопрос по этому поводу, однако в это время командир Стражи указал гостям на высокие двери, ведущие в замок, второй рукой взяв поводья Бялки.
- Входите. Мы позаботимся о ваших лошадях.
Не дожидаясь решения отца, Маришка, быстрым жестом оправив руками юбку, решительно направилась к замку.
Так же, как и внешние ворота, двери распахнулись бесшумно. По другую сторону не было видно ни единого человека – да и вообще почти ничего не видно, так как здесь царила темнота. Лишь на противоположной стене, освещая слабым красноватым светом еще одну дверь, располагались два факела. Не долго думая, девушка начала пересекать тонущий во мраке зал. Она так старалась не замечать дробного перестука своих каблучков, что совсем не думала, идет отец рядом с ней или нет.
Подойдя к следующей двери, Маришка подняла руки, чтобы открыть их, но они опередили ее движение. Створки все так же плавно открылись, и гостям пришлось на мгновение зажмуриться, чтобы не ослепнуть от яркого света сотен свечей.
- Добро пожаловать в мой замок!
От звука низкого звучного голоса глаза Маришки непроизвольно распахнулись. Прямо перед ней – настолько близко, что, если бы не находящийся за ее спиной отец, девушка отшатнулась бы – стоял мужчина. Смешавшись от такой ситуации, Маришка отметила в своем сознании лишь его глаза, большие и очень темные, с будто притаившейся в их глубине пустотой.
Но вот мужчина, казалось, сам осознал неловкость своего положения и сделал шаг назад. В глазах отразился свет свечей, прогоняя пугающую пустоту и придавая им куда более мягкий карий цвет. Впрочем, на худощавом бледном лице глаза все равно выглядели неестественно темными, затягивающими в свою глубину омутами.
Еще один шаг – теперь чуть в сторону, освобождая проход в гостиную, и мужчина широко улыбнулся. Все смущение и неловкость как по мановению руки пропали. Опять прозвучал чарующий голос:
- Ну что же вы? Проходите, прошу вас.
Маришка почувствовала, как улыбается в ответ, и спокойно последовала приглашению. Однако ее отец так и остался стоять в дверях.
- Вы кто? – как и незнакомец, он заговорил на немецком, хотя его речь прозвучала более ломаной и отрывистой. Пану Вацлаву уже много лет не приходилось использовать этот язык.
- О, прошу прощения, я забыл представиться. Я так давно живу замкнуто, что стал несколько рассеянным. Я – граф Влад Дракула, и я рад приветствовать вас в своем замке.
- С какой стати Вы пригласили нас сюда? – светлые брови Вацлава Гвеждински продолжали хмуриться.
- У меня редко бывают гости, - улыбка все еще оставалась на губах графа, однако голос стал заметно холоднее. – Вернее было бы сказать, в округе вообще мало кто бывает. Когда дозор доложил о путниках, так… опрометчиво пустившихся в путешествие по нашему лесу ночью, я не смог удержаться от приглашения. Извините за такую поспешность, однако мои солдаты не слишком разговорчивы, и диалог я предпочитаю вести лично. Я надеюсь, Стража не причинила вам никаких неудобств?
- Что Вы, граф, какие неудобства! – опережая отца, ответила Маришка. С ее почти идеальным слухам у нее имелся хороший талант к языкам, и по-немецки она говорила довольно гладко. Сейчас же она считала, что отец лишь зря теряет время. – Нам предстоял нелегкий путь через лес, но Ваши люди помогли нам найти дорогу и привели под гостеприимный кров. Напротив, мы должны благодарить Вас.
Лицо Дракулы, на время речи девушки повернувшегося к ней, смягчилось. Наклонив голову в знак признательности за ее слова, он произнес:
- Благодарю…
Вопросительный взгляд заставил девушку слегка смутиться. Она уже открыла рот, чтобы представиться, однако короткое покашливание от двери заставило слова замереть на ее губах. Вместе с графом она обернулась на звук.
- Пан Вацлав Гвеждински из Речи Посполитой, - произнес шляхтич, переступая, наконец, порог гостиной и резко вздергивая подбородок. Потом последовал небрежный кивок в сторону девушки: – Моя дочь Маришка.
- Очень приятно, пан Гвеждински, - почти незаметно прищуривая глаза ответил Дракула. – Думаю, пока мы разговаривали, ужин успели приготовить. Неугодно ли Вам и Вашей дочери после трудного пути отдохнуть за столом?
Отец Маришки вновь поджал губы, но, к немалому облегчению девушки, согласно кивнул.
***
Полчаса, проведенные за столом, прошли несколько странно. Пан Вацлав, несмотря на то, что это была первая трапеза за сегодняшний день, ел немного, хотя и оказал повышенное внимание предложенным винам. Граф Дракула не ел вообще, сославшись на то, что сегодня уже ужинал. Маришке же в такой напряженной обстановке кусок не лез в горло. Она сидела, опустив взгляд на свою тарелку. Поднять голову девушка не решалась, ибо в таком случае ее взгляд непременно падал на хозяина странного замка, а пялиться на незнакомого мужчину она считала неприличным.
Но все же ей пришлось на него посмотреть, когда граф, наконец, решительно нарушил тишину.
- Я так понимаю, пан Гвеждински, Вы возвращаетесь с войны господаря Михни?
- С чего Вы взяли? – даже вино не сделало шляхтича более приветливым.
- Ну откуда же еще в наших краях взяться польскому пану… Да еще и с дочерью, - Дракула усмехнулся сухо, совсем непохоже на ту чарующую улыбку, которой он встретил гостей.
- А вот оттуда и взяться, - подбородок пана Вацлава снова вздернулся вверх. - Что же тут поделаешь, если местные не хотят воевать за свою страну. Вот Вы, граф, где были третьего августа, когда мы разбили Батория?
Лицо Дракулы, и без того очень бледное, побелело совершенно. Губы сжались в единую тонкую линию, а глаза гневно вспыхнули. Маришка почувствовала, что сжимается в своем кресле в маленький комочек. Казалось, от графа сейчас отойдет некая взрывная волна, как от брошенного снаряда, и девушке очень не хотелось попасть под эту волну.
Однако напряжение спало так же неожиданно, как и возникло. Дракула откинулся в кресле и усмехнулся левым уголком рта – так, что рядом образовалась болезненная складка.
- Время моих сражений прошло, - слишком спокойно для недавней вспышки произнес он. – Моя последняя битва плохо кончилась для меня, и теперь я не люблю, чтобы кто-нибудь находился за моей спиной. Когда же стоишь в строю, этого, увы, не избежать.
А Вы, прекрасная панна, - граф вдруг резко обернулся, - Вам тоже было необходимо ехать сюда из Польши?
- Так захотел отец, - тихо ответила Маришка, и сама почувствовала, как беспомощно прозвучали ее слова. От этого осознания она покраснела и постаралась посмотреть на Дракулу с таким же вызовом, как и пан Вацлав, но во взгляде графа, обращенном на нее, не было неприязни, лишь мягкость и искренний интерес.
- А чего же хотите именно Вы?
Вопрос оказался столь неожиданным, что Маришка сперва выпалила ответ и только потом удивилась собственной откровенности:
- Я хочу танцевать! – Поняв, что сказанного уже не вернешь, она как можно тверже продолжила: - Я очень люблю танцевать, и когда-то мне говорили, что мне это неплохо удается… Но я давно не практиковалась, а на войне звучали лишь марши…
Дракула несколько секунд пристально смотрел на нее – и внезапно улыбнулся. Эта неожиданная улыбка вызвала бы у Маришки нехорошее предчувствие, если бы не была столь широкой и мальчишеской.
- А Вы думаете, моя прекрасная панночка, что под военный марш невозможно танцевать?
К лицу девушки вновь прилила кровь.
- Ну разумеется, невозможно! Он же предназначен для совершенно другого! – сердито сказала она.
- Границы устанавливают люди, - веселая улыбка не сходила с лица графа. – Но границы всегда можно сломать – если набраться сил. Если птица жаждет воли, может ли клетка ее удержать? – продолжая смотреть во все еще недоверчивые глаза Маришки, Дракула неожиданно предложил: - Ну, хотите я докажу Вам это на деле?
- Докажете что?..
Девушка недоуменно нахмурилась, однако граф уже оказался на ногах. Не сводя глаз с Маришки, он махнул рукой в сторону галереи, обвивающей обеденный зал, и внезапно оттуда раздался звон литавр, за которым последовала стройный мотив марша. Девушка не успела опомниться от удивления, как увидела перед собой узкую руку с тонкими длинными пальцами.
- Если Вы не слишком сильно устали, панна Гвеждински, то прошу Вас!
Не вполне осознавая свои действия, Маришка покорно вложила свою ладошку в руку Дракулы и позволила ему вывести себя на свободное пространство.
Музыка к тому времени набрала силу и громовыми раскатами звучала с потолка. Маришка подумала, что должна была бы чувствовать себя глупо – она даже не представляла, что сейчас следует делать! – однако граф держал ее так твердо и уверенно, что вместо тревоги девушка ощущала лишь покой.
На очередном пассаже Дракула вдруг начал движение и потянул ее за собой. К удивлению Маришки, он оказался ненамного ее выше – всего где-то на полголовы, поэтому графу не составило труда наклониться к ее уху и очень тихо произнести:
- Расслабьтесь, панна. Просто доверьтесь мне. Слушайте мой ритм. Музыка вторична – первичны лишь мы.
Они сделали шаг, потом другой. Дракула повернулся, плавно увлекая ее за собой. Маришка сосредоточенно пыталась подстроиться под него. Она сказала правду, упомянув, что хорошо танцует… Но это были другие танцы. Строгие, полные достоинства… или же, наоборот, живые и веселые, которые столь не одобряла ее матушка. Граф же увлекал ее танцевать нечто совершенно непривычное. Шаги были очень четкими, повороты – по-военному выверенными, однако движения рук и плеч сохраняли свою плавность.
Вот граф сделал еще один поворот, заставляя Маришку обернуться вокруг себя, и снова увлек в ритмичное передвижение по зале. С каждым ударом литавр подкованный каблук его правого сапога звонко пристукивал об пол. Сперва девушка испытывала от этого смущение – ее всегда учили, что ногу надо ставить осторожно и изящно – однако вскоре она не удержалась. С очередным ударом каблучок ее дорожного башмачка щелкнул об пол в унисон с каблуком графа.
И в этот же момент она наконец решилась посмотреть в глаза хозяина замка
Дракула улыбался, и даже его карие глаза в этот момент смотрели на девушку так мягко и располагающе, что Маришка не удержалась и улыбнулась в ответ.
Все тело охватила неожиданная легкость. Зала пропала, музыка лилась каким-то незаметным задним фоном – зато на передний план вышел иной ритм. Маришка не взялась бы описать его словами, но он охватил ее, впитавшись в само ее естество, с этого момента и, как казалось девушке, навсегда, став частью нее. Она понимала лишь, что это тот самый ритм, про который говорил граф – и ей наконец удалось попасть с ним с такт!
Железная хватка Дракулы ослабла, ибо теперь ему не нужно было вести свою партнершу силой. Теперь хватало всего лишь любезного поддерживания, Маришка читала свой следующий шаг в глазах графа. Это было так просто и так удивительно приятно, что девушка забыла про все остальное. Ноги не чувствовали усталости, будто и не существовало целого дня изнурительной скачки. Маришка была готова танцевать вечно!
Музыка будто слышала ее желание и никак не заканчивалась. Или это мгновение растянулось на целую вечность?
Не имело значения. Даже если музыка смолкнет, любом случае, будет звучать ритм графа – а иного и не требовалось.
Но так же неожиданно, как он начал танцевать, Дракула остановился. Маришка растеряно огляделась и тут же поняла причину: ее отец сидел за столом с крайне недовольным выражением лица и барабанил пальцами по столу. Мальчишеская улыбка графа померкла, уступая место ни к чему не обязывающему вежливому изгибу губ.
- Прошу прощения, пан Гвеждински. Разумеется, Ваша дочь сегодня очень устала, и с моей стороны было неприлично продолжать ее утомлять. Думаю, ваши комнаты уже готовы, - вдруг резко сменил тему хозяин дома. – А так как час уже поздний, я прощаюсь с вами до завтра. Благодарю за танец, панна Маришка.
Девушка вновь покраснела. Впервые он назвал ее по имени… В его устах ее имя прозвучало столь мягко и нежно, что она внезапно поняла, что до сих пор слышит его ритм. Он не исчез вместе с музыкой, и даже когда граф отпустил ее руку, Маришка ощущала в себе эту неясную мелодию – будто в ее груди забилось еще одно сердце.
***
Уже больше часа Маришка лежала в широкой кровати, но никак не могла уснуть. Ранний подъем, почти безостановочная дорога от самого утра и до глубокой ночи, странный танец в зале – все это, казалось, должно было бы вымотать ее, но девушка будто и не чувствовала усталости.
Она ворочалась, уговаривая себя, что завтра снова предстоит долгий путь, что ее якобы бодрость – это просто возбуждение, вызванное загадочным хозяином не менее загадочного замка. Маришка твердила себе, что нужно обязательно выспаться, но сон упрямо не шел. Простыни казались старинными и в то же время совершенно нетронутыми. Маришке невольно вспомнилась ее двоюродная тетка Катаржина, усердно копившая приданное, да так и умершая старой девой. В ее сундуках лежали такие же простыни и перины, сложенные туда еще во времена ее юности, но так и не дождавшиеся дня, для которого их готовили. Так же как и здесь, все было старым и одновременно девственно чистым.
А еще ей слышался странный шепот. Будто кто-то смотрел за ней и обсуждал ее. Но кто это мог быть? Слуг в замке Маришке так и не довелось увидеть – даже в отведенные им комнаты гостей проводили двое стражников. Стража казалось слишком равнодушной, а мысль о том, что за ней мог наблюдать сам граф, казалась слишком уж нелепой.
Наконец девушка не выдержала, и соскользнула с кровати. Раз уж она все равно не может уснуть, то, вместо того, чтобы думать о всяких глупостях, лучше уж с пользой потратить это время. Маришка решила спуститься в обеденную залу и еще раз попробовать исполнить танец, показанный ей графом. Память у юной шляхтянки была хорошей, однако она все же опасалась за время пути позабыть столь непривычные движения. К тому же вечером она так волновалась… Сейчас же, когда она будет в зале одна, то, ни на кого не отвлекаясь, сможет запомнить все лучше и четче.
И уж, конечно, надо соответствующе одеться. Маришка со стыдом вспоминала, что танцевала с графом в своем дорожном платье… И не имело значения, что сам Дракула был в простом черном сюртуке и высоких сапогах – она, как девушка, обязана выглядеть изящно.
Маришка открыла свой дорожный сундучок, который обнаружился в отведенный ей комнате. На самом его дне лежало самое красивое платье – то, в котором ее мама выходила замуж. Оно было чуть широковато девушке в груди, однако до сегодняшнего дня та не решалась ушивать его: отчасти из уважения к матери, а отчасти из-за тайной надежды, что в свое время это и не потребуется.
Сейчас ей почему-то казалось, что «свое время» наступило - и то, что платье на этот раз пришлось ей точь-в-точь по фигуре, служило подтверждающим знаком.
Бальных туфелек у Маришки не было. Ей так давно не приходилось танцевать, что из старых она успела вырасти, и брать их в Валахию не имело смысла, а купить новые посреди военных действий тем более было негде. Однако для танца графа бальные туфли все равно вряд ли бы подошли, поэтому, не особенно расстраиваясь, девушка надела обычные городские.
Уже выходя из комнаты, она подумала, не стоит ли сделать что-нибудь с волосами, но в комнате не имелось зеркала, и Маришка решила не тратить времени на его поиски. Стараясь не слишком стучать каблучками, она быстро миновала коридор, потом лестницу и спустилась в залу.
Здесь, как и во всем замке, было темно. Чувство, что кто-то следит за ней, не пропало, однако девушка не ощущала в этой слежке враждебности. Казалось, что некто просто присматривается к ней, желая понять, кто она и на что способна.
От этой мысли Маришке внезапно стало смешно, и она решила показать этому таинственному существу себя с самой лучшей стороны. А лучше всего она умела танцевать. Поэтому, отвесив в пустоту грациозный поклон, девушка закрыла глаза и начала танец.
Ей и раньше приходилось танцевать без музыки, но сейчас ситуация складывалась еще проще. Стоило ей сосредоточится и вспомнить, как ритм, заданный ее душе графом Дракулой, зазвучал с новой силой. Слушая его, было совсем нетрудно повторять полученный сегодня урок. Ноги сами становились в нужные позиции, а руки совершали нужные жесты.
Восхищенная легкостью, с которой ей все удавалось, Маришка рассмеялась – так, как не смеялась уже давно. Звонкий, ничем не сдерживаемый смех звучал под сводами залы старого замка, отражался от стен, собирался и сгущался под потолком и мощным коконом спускался обратно, сверкающим коконом окружая девушку. К музыке, рождаемой ее сознанием, будто примешался перезвон серебряных колокольчиков.
Это все было столь непривычно, столь волшебно, что Маришка даже не удивилась, когда кончиков ее пальцев коснулись холодные узкие ладони. Ей показалось вполне естественным, что вместе с ощущением музыки вернулось и ощущение рук графа. Как же прекрасно, что она решилась покинуть комнату и мучениям бессонницы предпочла чародейство этой ночи.
Радостно вздохнув, девушка открыла глаза.
Дракула действительно стоял перед ней, и ее маленькие ладошки покоились в его руках.
От неожиданности Маришка тихонько вскрикнула, но возглас стих, едва успев слететь с ее губ. Несмотря на то, что окна обеденной залы были плотно задернуты тяжелыми портьерами, в глазах графа сияли звезды. Царящая в помещении темнота будто отступала, позволяя гостье с неожиданной четкостью разглядеть каждую черточку на лице хозяина.
Мужчина не был молод – возможно, он выигрывал у ее отца всего несколько лет. Язык не повернулся бы назвать его красивым – ни крупный нос, ни в противоположность ему тонкие губы не предоставляли такой возможности. Однако неестественно бледное лицо, на котором они располагались, обладало удивительной выразительностью, а длинные, неприлично пушистые для мужчины ресницы обрамляли самые удивительные глаза, которые только доводилось увидеть Маришке.
- Я хочу заглянуть в Ваши глаза, - неожиданно для самой себя произнесла девушка. – Пожалуйста, позвольте мне это!
- Вы уверены? – голос Дракулы прозвучал столь тихо, что Маришка не поручилась бы, что слова действительно произнеслись вслух, а не появились в ее голове сами по себе. – Там страшно. Не боитесь?
- Боюсь, - очень честно прозвучало в ответ. – Но я не смогу спокойно заснуть, если не сделаю этого.
- Если Вы это сделаете, Вы не сможете уснуть вообще никогда, - губы графа сложились в легкую полуулыбку, как бы давая понять, что это шутка, однако глаза его оставались серьезными и печальными. – Вы никогда не уснете такой, какая Вы сейчас.
- Я готова…
***
Кровь.
Так много крови, сколько она не видела никогда – хотя и побывала на войне. Крови столько, что ее смрад доходит до небес, и ангелы Господни морщат носы.
Кровь течет с северо-запада и с юго-востока – а из центра ползут змеи. Они кажутся безобидными ужами, но, придвинувшись ближе, кидаются на нее, в броске превращаясь в ядовитых гадюк. Она пытается отшатнутся – но кругом кровь, и отступать некуда.
Перед самым ее носом вспыхивает клинок – столь близко, что срезает несколько ее золотистых волосков, поднятых ветром. Вместе с волосками слетают и головы гадюк – все сразу, их отсек один удар. Однако на их место ползут все новые твари, а кровь подступает все ближе.
Горло стискивает отчаянье. Круг замкнут, и выхода из него нет. Она хочет протянуть руки – но это страшно. Количество змей увеличивается со страшной скоростью, и от одной мысли, что кто-то из этих тварей может коснуться ее, становится тошно.
Клинок мелькает рядом, не подпуская никого близко, но чем дольше он орудует, тем больше крови. Даже змеи, уподобляясь легендарной гидре, множатся с каждым ударом. Кровь заливает все вокруг. Вот подол ее платья окрасился алым – и вот уже она по колено стоит в удушливой густой жидкости.
Почему она не падает? Она же уже почти не боится этого кровавого моря. Она больше не боится змей, даже отвращение куда-то пропало, оставив лишь какую-то усталую брезгливость.
Она тяжело поднимает голову – и видит, что в кровавом мареве есть просвет. Что-то очень теплое, удивительно нежное притаилось на чудом уцелевшем чистом клочке. Оттуда слышится голос, шепчущий нечто невыразимо ласковое – такое, что может говорить лишь любимый человек. Она вглядывается, но не может разглядеть ничего – этот клочок охраняется столь ревностно, столь яростно, что прорваться к нему нет никакой возможности.
Но защита не помогает. Шепот превращается в крик, и оберегаемый хрустальный кусочек разлетается вдребезги – и в этот самый момент багровое море достигает ее лица. Она так стремилась разглядеть, что же прячется в том свете, что совсем забыла про то, что ее окружает!
Она пытается встать на цыпочки, но поток с каждой секундой усиливает свой напор, и вот уже кровавая масса льется ей в рот. Она давится и пытается выплюнуть – но выплевывать некуда, кровь уже везде.
Тогда она решается и делает глоток.
Она была уверена, что ее тут же вывернет наизнанку, однако этого не происходит. Напротив, кровь неожиданно придает ей странную мощь. И вот она уже понимает, что пьет по собственной воле – океан схлынул, змеи потонули в нем, но сил отказаться от жуткого напитка уже нет.
Но есть силы иные. Она яростно обращает взгляд туда, откуда пришел кровавый поток. Она уничтожит тех, кто принес ей боль, кто так безжалостно вырвал самый драгоценный кусок ее души…
И в этот момент клинок, который столь заботливо оберегал ее все время, резко меняет свое направление и решительно вонзается ей в сердце.
Куда все летит, почему мир перевернулся, где теперь ее место?
И как вообще столько вопросов помещаются в ее последний миг столь неожиданно прервавшейся жизни?
Но выпитая кровь стремительно выходит наружу – из раны в груди и из горла, и вместе с кровью вырывается крик:
- НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ!!!
***
- НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ!!!
Маришка пошатнулась и непременно упала бы, но руки графа мягко подхватили ее. С трудом приподняв голову, девушка встретилась с ним взглядом – и в глазах Дракулы увидела все то же кровавое море.
Медленно, преодолевая невесть откуда взявшуюся слабость, Маришка подняла руку и бережно провела ладошкой по резко очерченной скуле графа.
- Я хочу остаться здесь, - еле слышно прошептала она. – Я хочу остаться с тобой.
- Здесь? В замке чудовища? – столь же тихо прозвучало в ответ. Лицо Дракулы оставалось неподвижным, его голос достигал разума Маришки, минуя речь. – Это не сказка, и даже красавице не сделать из него снова принца.
- Если я не могу вернуть принца, - девушка попыталась улыбнуться, - то я готова сама стать чудовищем. Я не хочу возвращаться в мир, где мне некому верить…
Дракула наклонился и почтительно коснулся губами чуть вздрагивающей ладошки Маришки. Панночка закрыла глаза и откинула голову назад – и в следующий же момент нежной кожи ее шеи коснулись острые клыки. Они действовали быстро, но при этом безумно нежно. Девушка чувствовала, что умирает – но умирать так было наивысшим блаженством.
Нет, наивысшим блаженством стала кровь, в ласковом поцелуе прильнувшая к ее губам. Маришка уже ощутила этот вкус в своем видении, но сейчас, наяву, он оказался еще прекраснее. Она прильнула к источнику живительной влаги – и поняла, что ее желание исполнилось. Перемешивая кровь, она смешивалась и с графом. Отныне и навсегда она стала его частью – так же, как часть его навсегда поселилась в ее естестве.
Она больше никогда не будет бояться оказаться одна – Влад, ее Влад навечно привязал ее к себе, отныне они – единое целое.

Решив, что он отдал девушке достаточно своей крови, Дракула мягко отстранился, произнеся:
- Теперь ты – моя невеста, Маришка. И будешь ею вечно, ибо вечность – мой подарок тебе.